«Не дай бог таких соседей!», или О людях, страдающих силлогоманией

Иной раз зайдешь в гости, а у человека каждая вещь на месте, пространство не захламлено, и кажется, что даже дышится легче. И из таких гостей даже уходить не хочется. А бывает наоборот: весь дом, начиная с коридора, заставлен и завален вещами, мусором, коробками и хламом.

Каждый может вспомнить квартиру, где проживает человек, который тянет в дом все. Это уже не просто вещи, которые «когда-нибудь понадобятся», это и бутылки, и коробки, и тряпье. У этого печального явления есть название: силлогомания, или синдром Плюшкина.

Синдром носит и другие названия: хоардинг, диспозофобия, патологическое накопительство, и характеризуется навязчивым поведением, которое заключается в сборе и хранении вещей, предметов обихода, вследствие чего в квартире становится невозможно жить, отдыхать, принимать пищу из-за нагромождения хлама.

Человек с силлогоманией не замечает проблемы, считает, что просто хозяйственный, запасливый, и все, что он принес, обязательно пригодится. Вот только соседи начинают жаловаться на вонь, тараканов, мышей и прочие неприятности, связанные с таким соседством.

Причинами синдрома Плюшкина являются патологический страх бедности, любовь к накопительству, психологическая привязанность к вещам. Пациенты с алкогольной зависимостью, пожилые, люди, пережившие сильное нервное потрясение (развод, болезнь, смерть близкого), с черепно-мозговой травмой, шизофренией, ОКР, депрессией или наследственными факторами находятся в группе риска. Одни собирают хлам, другие — животных. Так что одинокая старость с сорока кошками — это тоже силлогомания. 

Синдром Плюшкина в тяжелой форме перерастает в синдром Диогена, он же — синдром старческого убожества. Это тяжёлая форма, когда человек тащит вещи из мусорных контейнеров, пренебрегает внешним видом, не следит за здоровьем, неряшлив. В его квартиру сложно войти без противогаза, ведь кроме обычного мусора часто имеются и подгнившие пищевые отходы.

Пообщаться с человеком с силлогоманей — задачей со звёздочкой: люди эти необщительны, подозрительны и даже агрессивны. Знакомая женщина, которая держит ораву кошек, категорически отказалась разговаривать. Вечно пьяный дед, живущий в квартире, напоминающей одновременно притон и городскую свалку, находился в невменяемом состоянии опьянения, и разговаривал через дверь. Я уж думала, что моя миссия провалена, но мне чертовски повезло: я кинула клич в Инстаграме, и мне рассказали про женщину, живущую недалеко от меня. Правда, не в квартире, а в частном секторе, и я лениво пошла к ней, уже ни на что не надеясь. На удивление, пожилая жительница согласилась поговорить.

Пожилая женщина, Тамара Владимировна (имя изменено), сейчас живёт одна и злоупотребляет алкоголем. У нее есть сын и дочь, сейчас они уже взрослые люди со своими семьями.

Переступаю порог дома, и в нос ударяет запах яблок и картофеля. В самом доме две комнаты (или одна, разделенная какой-то картонной перегородкой). Все заложено и заставлено коробками, тряпками, трехлитровыми банками и мусором. Чтобы войти в дом, пробираюсь через пласты рубероида, валяющиеся на пороге. В той половине , где мы сидим, место есть только на стуле и частично на диване. Везде что-то лежит и валяется. Во второй половине стоит старинная газовая плита — «на черный день», как сказала сама хозяйка. Там же стоят старые кухонные шкафчики, которые пригодятся разве что на дрова, ящики с ржавыми гвоздями, и почему-то лежат кирпичи.

«Здесь теперь чисто, — удивляет меня хозяйка, — пока я лежала в больнице, дочка приезжала, порядки наводила, теперь и показывать нечего. Все вынесла! Все мои вещи унесла и выкинула. Я столько лет собирала, а теперь сижу вот в голой комнате...»

В голосе моей визави чувствовалась боль потери. Она махнула рукой, вздохнула и стала смотреть куда-то в окно, вдаль. Видимо, вспоминая все, что здесь лежало  — только разве это реально вспомнить?

 Для меня же было очевидно, что дети вряд ли могут помочь человеку, который сам себе помочь не хочет. Хозяйка дома вежлива, в этот день трезва, не агрессивна, но как-то будто бы совершенно отрешена от действительности.

— Давно вы все это собираете? Коробки, одежду...
— Дааа... Всю жизнь. Как дети мои съехали, раньше не давали, все выкидывали. А тогда уже никто не мешал. Я складывала и складывала... А теперь пришла (дочка — прим.автора) и все вынесла... Разобрала, ничего найти не могу, пустой дом.

Я оглядываюсь: если это пустой дом — я паровоз. Хотя, конечно, и похуже видали...

— А зачем вы все это храните, может, столько всего и не нужно? — как можно более деликатно интересуюсь я.
— Так, деточка, а как сейчас.. Цены вон какие, где ж ты все купишь. Пошла на базар, отдала пол пенсии. А так запасы есть, запасы... Что-то, да найдется. Уже не пропадем...
— А вот эта сковородка? — показываю на старую сковороду, которая вся испещрена царапинами. Готовить на ней явно нельзя, и здесь она явно из контейнера с мусором.
— А вдруг моя сковорода поломается, тогда что, сгорит... Ну и что что старая эта, все пригодится, ничего не надо выкидывать. Сейчас можа все выкинуть, идёшь мимо мусора, а вещи лежат хорошие. Ну, я их и беру. Вот, детские нашла (показывает на грязный пакет, доверху набитый чем-то), тебе не надо?
Я отрицательно киваю. Хозяйка интересуется, есть ли у меня дети, и настойчиво хочет презентовать пакет: «Не важно, что они на мальчика, смотри, хорошие». Кое-как отказываюсь и перевожу тему.
— А соседи не жалуются? — спрашиваю.
— А что соседи, соседи хай живут у себя! — Тамара Владимировна начала заводиться, и я поняла, что попала в точку. — Хай соседи у себя смотрят. Я никого не трогаю, и меня не надо. Соседи... Есть тут одна, до всех дело. Походит и ругается. Все ей не так. А я из-за забора ей палкой помахала, иди, говорю, отсюда. Так она все грозится вызвать кого-то...
— А что ей мешает?
— А кто ее знает! Злоба спокойной жизни не даёт.  

 — Может, вам нужна помощь, убрать немного, разгрузить, например, диван? — снова как можно более деликатно спрашиваю я.
— Упаси боже! Ты видишь, все убрала дочка? Она тут все повыносила! Ничего не спросила. А я теперь все заново хожу и ищу (я так поняла, по мусоркам — авт.)

— Вам действительно пригодилось что-то из этих пакетов?
— А как же! Все время что-то нужное находится... Люди всякое выкидывают, денег куры не клюют, так они выносят то посуду, то вещи, то кастрюли... А я бедная, ты же видишь, как я живу. У меня лишняя копейка на счету. Конечно, когда есть деньги, взял купил, а мы не можем купить, вот поэтому я и не выкидываю ничего...

Банки и книги соседствуют с одеждой и кучей разбросанных пакетов

— А дети деньгами не помогают?
— Дети... Ругаются только. Помогают... Зять летом двери чинил, сын хотел ремонт сделать, но сказал опять же все выкинуть надо, а я не могу, это мои вещи, куда я выкину? Ну, так и все.

Я оглядываюсь и понимаю, что проще выжечь все напалмом и заново отстроить, чем ремонтировать.Мне даже страшно представить, во что этот ремонт выльется. И как мало понадобится времени, прежде чем дом снова доверху заполнится помойным хламом  

 — Так откуда вы это все приносите: смотрите, кто мусор вынес, и ищете там полезное для себя?
— Ай, откуда.. всюду... Да, и возле домов смотрю ведра (контейнеры — авт.), возле подъездов складывают люди, что не надо... Коробки на базаре можно найти, в магазинах выкидывают... Что-то сдать можно, я собираю — стекло, тару, я собираю все... Потом сдам. А вещи — они же надо всегда.

Сидеть можно только на полу, но лучше стоять..

— Вы что-нибудь интересное находили? Ценное?
— Ценное? (Смеётся), ой, а что ценное... Деньги находила. Кошельки, ну что
Золото? По молодости было, сейчас не вижу уже, глаза больные...
Я больная вся уже, мне и ремонты эти не надо, ничего не надо... С деньгами туго. А у тебя не будет рубля? Мне так надо сегодня, нет перед пенсией...

Понимаю, что интервью было платным, все честно, баш на баш — даю деньги и прощаюсь. Хозяйка на мгновение становится счастливой и оживленной, выходит из полусонного состояния: понимаю, сейчас она пойдет пить за мое здоровье. Я выхожу обратно, и вижу женщину за соседним забором. Слово за слово, и у меня получается ее разговорить. Я интересуюсь, не мешают ли им такие соседи.

— Ой, не спрашивайте... Не дай бог таких соседей. Это же наша боль. Вот она носит все г.. к себе в дом, а у нее и тараканы, и вонь, и кто хочешь там живёт. А не дай бог все загорится, они же пьяные там каждый вечер, пьют, курят. Что тут до наших домов, ветром принесет и все. Нам ладно, а вон соседи за их забором (показывает на дом рядом с домом нашей героини), там они с ней и ругались, и звонили куда-то, ну а что сделаешь... Не выгонишь же. Дети есть у Тамары, ну а что они, приедут, поругаются и уедут. Что тут можно сделать, когда мать пьет и гостей водит. Силой же ее не выселишь, и не выкинешь этот мусор, хотя дети, было дело, вывозили. Машина приезжала большая, ой, что тут было. Ну и опять натаскает. Горбатого могила исправит...  

После этих гостей мне стало совсем грустно. Жизнь в полной антисанитарии среди гор мусора — врагу не пожелаешь. Но кто даст гарантию, что в старости самому не придется испытать это на себе. По-моему, никто.

Пока я готовила этот материал, узнала, что буквально вчера умер пожилой мужчина, к которому я ещё несколько дней назад пыталась попасть на такой вот разговор. Умер среди гор своего мусора. Хорошо, что быстро нашли. Все труды его пошли прахом — в могилу свой скарб не заберёшь.

Так стоит ли оно того?  

Вопрос риторический.

Автор: Малефисента 

Нашли опечатку? Выделите фрагмент текста с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter.