Идея написать пост о психиатрической больнице родилась в стенах нашей редакции ещё на закате лета. Потом было не до этого, что-то не срасталось и не получалось. Идея оставалась идеей.
А потом был морг, скорая помощь и наш главный редактор решил, что нужно быть логичными и продолжить уже цикл медицинских постов рассказом о психиатрической больнице.
— Аня, езжай! — почти так сказал главред. Время было тихое, посленовогоднее, снежное — я поехала.
Психушка и «девятка» — слова-синонимы для витебчан. Больница, сколько я её помню, находится на девятом километре Суражского шоссе. Стабильность. Это основа психиатрии. Ехала в больницу, и в голове крутилась где-то вычитанная, всплывшая в памяти, заевшая на репите фраза: «Разница между психиатром и психом в том, что псих может выздороветь и покинуть больницу, а психиатр — никогда».
А в больнице меня ждал человек, чья профессия связала его с этим местом и который знает о психиатрии и закрытых отделениях всё. Игорь Викторович Пономарёв — заместитель главного врача по психиатрии.
Экскурсия была долгой, но интересной. Поэтому и пост о психиатрической больнице, официальное название которой — Центр психиатрии и наркологии, мы решили разбить на несколько частей, чтобы не упустить ничего важного, интересного и успеть открыть самые закрытые двери.
В первой части, которую лично я хочу считать введением, мы попытаемся развенчать городские мифы о психбольнице и показать больницу, в которую никто не стремится по своей воле с другой стороны.
Миф #1: о стонах и серых стенах
Первый и, пожалуй, один из самых главных и крайне стереотипных мифов заключается в том, что психиатрическая больница для многих, а может даже и для большинства, представляется этаким ужасным, страшным местом, где нет цвета, света и вокруг слышны стоны душевнобольных людей. Этот «стигмат» (как назвал его сопровождающий меня доктор) родился благодаря жанровой литературе, рассказам знакомых знакомых и, конечно, кино.
— Убедитесь сами, что ничего страшного у нас нет, — начал экскурсию Игорь Викторович и повел меня лабиринтами длинных светлых коридоров. Единственное, что осталось из типичного образа психбольницы: рёшетки абсолютно на всех лестницах и одна ручка для всех дверей.
В психиатрической больнице в каждом отделении нет открытых дверей. Вы их просто не сможете найти. Все двери закрыты, ручек нет. Ручки есть только у персонала и на тех дверях, которые ведут в процедурные, ординаторские и кабинеты ведущих врачей. Но к этому быстро привыкаешь.
— Сейчас в больнице 10 отделений: отделение реабилитации (пограничных состояний), отделение первого психиатрического эпизода, отделение наркологии, детское отделение, общее психиатрическое отделение и лечебно-диагностическое, — ввёл меня в курс дела Игорь Викторович.
Сначала мы попали в отделение реабилитации. И мне показали комнату, которую сотрудники нежно зовут «кухня». На этой самой «кухне» готовят к жизни пациентов, которые не могут или забыли, как пользоваться элементарными предметами быта, следить за собой и делать какую-то домашнюю работу. Здесь есть всё самое нужное. Комната полностью копирует небольшую жилую квартиру. Всё, что находится в комнате, куплено на деньги спонсоров.
5
Спонсорство в принципе тема острая и всегда актуальная. Мои гиды не делали на этом акцент, и на вереницу моих же вопросов Игорь Викторович ответил лишь, что больнице помогают просто очень неравнодушные люди. Те, которые просто могут и, самое главное, хотят помочь. На этом тема денег и финансирования была очень аккуратно закрыта и спрятана подальше.
Кроме «кухни», отделение реабилитации включает в себя комнаты для досуга и творчества, где пациенты делают что-то своими руками. Кроме красок и пластилина, здесь есть и баян, и пианино, и много чего ещё.
— Многие из них до того, как попасть сюда, имели какие-то увлечения, особенно это касается пациентов из отделения наркологии. Поэтому они с удовольствием приходят сюда и делают то, о чём давно забыли… А когда уходят из больницы на выписку, то мы с ними делаем такое дерево на ватмане: они сами выбирают цвета своих ладоней — видите, все цвета очень жизнерадостные. Это хороший знак.
6
Удивило ещё и то, что кроме стандартных и, наверное, типичных кабинетов, в этом отделении обнаружилась молельная. Она пока находится в состоянии «почти готова», но службы уже идут. Её и открыли по просьбам пациентов.
4
Миф #2: «Там калечат, а не лечат»
По наследству мы получаем не только набор стандартных генов и цвет глаз, но ещё и почти инстинктивный страх, который заключается в том, что в психбольнице используют самые лютые и жёсткие методы лечения.
3
— Это наше лечебно-диагностическое отделение, — мы снова вышли на лестничную клетку. — Здесь есть всё: и рентген, и УЗИ, кардиология, неврология, массаж, ЛФК, лечебные ванны… Всё есть. Это отделение — наша гордость. В нём ещё не закончен ремонт, но все врачи принимают и помогают пациентам.
— То есть это вроде как у вас своеобразная поликлиника? — уточнила я.
— Ну… Что-то вроде неё, — соглашается Игорь Викторович.
— А зачем это в психиатрической больнице?
— Начнём с того, что мы больница. И пациенты у нас бывают разные. Есть ряд случаев, когда мы обязаны провести полный медосмотр вновь поступивших. Есть случаи, когда болезни обнаруживаются только здесь. И болезни физические. Единственное, чего у нас здесь нет, — хирургии. Всё остальное на самом высшем уровне. Всё новое, всё современное. Очень опытные специалисты.
4
— Большинство из специалистов женщины, — замечаю я невзначай.
— У нас и большинство врачей в психиатрических отделениях, младший медперсонал тоже женщины. Сейчас принято считать, что у психиатрии женское лицо. И это чистая правда.
— А им не страшно? Ведь больные бывают разные. Вдруг буйный…
— Ну, мужчин у нас тоже хватает, и есть парни-санитары, но и они далеки от канонов, которые привила масскультура —это не двухметровые шкафы. Просто обычные парни. И поймите, все наши пациенты всегда находятся под контролем. Никто не поведёт больного в тяжёлом психическом состоянии «гулять» по больнице. Наша первоочередная задача — здоровье ментальное.
3
Миф #3: злой доктор
Почти все мои вопросы и расспросы начинались со слов: «а я в кино видела…» или «а я вот читала…». И образ врача-психиатра рисовался по мрачному образцу докторов «Острова проклятых» Мартина нашего Скорсезе. Потом добавились все эти «гнёзда кукушки» и так далее…
— У вас здесь все очень доброжелательные, — почти разочаровано сказала я, когда мы вышли из очередного отделения.
— Потому что так и есть. Меня учили, что психиатр — это элита медицины. Здесь никто не желает пациентам зла.
— А в чём разница между психиатром и психотерапевтом?
— Я люблю отвечать на этот вопрос простым и понятным всем примером. Вот есть у вас компьютер. Психиатр — это инженер по ремонту. А психотерапевт — программист.
4
— А психолог тогда кто?
— А психолог… — улыбается Игорь Викторович. — Сейчас у нас очень популярна эта специальность. И я ничего против не имею. Но лично я считаю, что подготовка психологов должна быть на медицинском уровне. Хороший психолог — он на вес золота. У нас в стране, к сожалению, таких специалистов очень мало. За границей их больше. И к ним там приятно обращаться.
— А у нас нет?
— Не особо. То ли дело в менталитете, то ли в воспитании. Но наш народ привык снимать стрессы другими способами и тех, кто идёт к психологу (или уж тем более к психотерапевту) считают как минимум странными. Хотя это нормально. Если у человека вдруг заболит живот, то ничего странного нет в том, что он пойдёт к врачу. А если у человека есть проблемы с настроением, с психическим состоянием — мало кто решается пойти к нашим специалистам. Хотя ментальное здоровье во многих случаях определяет здоровье физическое. Но страх, что «залечат», что соседи засмеют, сильнее, видимо…
4
— Ну как же: смирительные рубашки, ток, сера — страхи вполне обоснованы, — замечаю я снова.
— Я вам честно скажу, что за 20 лет своей практики, я ни одной смирительной рубашки не видел. Клянусь, — почти рассмеялся доктор. — Психиатрия даже со времён СССР очень изменилась. Раньше буйным пациентам кололи серу — и любое движение превращалось в адскую муку и отзывалось по всему телу невыносимой болью. Сейчас такого и близко нет. Есть случаи, когда пациент может причинить сам себе физический вред, но тогда мы применяем обычные ремни, которые используют даже при проведении операций в хирургии. И никто не держит больных в палатах без окон, не бьёт их током, не морит голодом. Очередные мифы.
— А электросудорожная терапия? Я и в кино видела, и в вашем кабинете книгу по ней заметила.
— Сразу скажу, что у нас сейчас такого оборудования нет. И в нашей стране это скорее уникальный метод. Он когда-то был на вооружении советских психиатров, но как-то отошёл. Во-первых, проводить данный вид терапии может и должен только очень опытный и знающий специалист. Во-вторых, то, что вы видели в кино, — далеко от реальности. «На живую» её не проводят. Это всегда общий наркоз. Никаких болевых синдромов больной не ощущает при этом. Снова легенда культуры. И чтобы назначить такую процедуру, нужен ряд требований, медицинских показаний, которые в своей совокупности оправдывают такой подход к лечению. Повторю: у нас её в настоящее время не проводят.
3
Миф #4: легко «загреметь»
В одном из отделений нас встретила очень милая и улыбчивая заведующая. Она вела приём, когда мы пришли, и вышла буквально поздороваться. Потом она заметила мой блуждающий по коридору её обители взгляд, который, наверное, выражал острый страх «загреметь» сюда за просто так.
— Что надо сделать, чтобы к вам попасть? — решилась я.
— Не скажу! — улыбнулась она. — Но скажу так: все, кому нужно к нам попасть, к нам попадут.
На этих словах она удалилась, а мы с Игорем Викторовичем остались.
4
— Как часто вы принимаете здоровых за больных и какова цена такой ошибки?
— Я понимаю… Вам кажется, что мы готовы принять каждого и ждём не дождёмся, когда же кто-то новый придёт. Но это не так. Мы вообще не стремимся пополнять наши палаты новыми пациентами. Поэтому попасть именно в психиатрическое отделение довольно сложно. Психиатрия, несмотря на недоверие людей, очень точная медицинская наука. И любой врач определит отклонение очень быстро. Есть множество методик и тестов, которые нам помогают. Я не могу сказать, что ошибка исключена, потому что всегда нужно учитывать человеческий фактор, но на моей памяти таких ошибок не было.
— А есть граждане, которые сами приходят с жалобами, а потом оказывается, что они симулируют?
— Конечно. Мы их ласково зовём «призывники». Потому что это и есть призывники. Но хочу отметить, что сейчас их стало в разы меньше. Армия, ну так мне кажется, уже перестала пугать. Случаи, конечно, ещё бывают, но мы их очень быстро раскрываем. При первой же беседе.
— Так неубедительно играют?
— Ну, мы не верим. Для того, чтобы сыграть сумасшедшего, нужно быть и гениальным актёром, и врачом-психиатром, чтобы знать симптоматику болезни и не сбиться с курса.
Мифы и легенды без номера. Детское отделение
Наличие в огромной психиатрической больнице детского отделения меня почему-то огорчило. То есть я предполагала, что где-то такое отделение должно быть, что даже такое отделение кому-то нужно. Но табличка «Детское отделение» всё равно выбила меня из моего же психологического равновесия.
Когда мы попали внутрь, то… То ничего страшного и ужасного я снова не обнаружила. В коридоре смеялись вполне себе здоровые дети разных возрастов, а ласковые санитарки и медсёстры с улыбками на лицах напоминали им, что пришло время послеобеденного сна. Детское отделение ничем не отличается от десятков детских отделений по всем больницам страны. Рисунки, игрушки, детский смех.
4
— Какой возраст ваших пациентов? — задала я первый вопрос заведующей Татьяне Петровне.
— От трёх лет до восемнадцати. У нас единственное отделение в области. По республике таких отделений тоже очень мало.
— И какой самый распространенный диагноз?
— Расстройство личности. Поведение, если так удобнее.
— То есть баловные дети?
— Чтобы поставить такой диагноз, замечаний учителя или мамы мало. Есть определённые критерии, которые должны быть отмечены в одном рёбенке полностью. И это не гарант того, что ребёнка направят в больницу. Сначала ведётся работа по месту жительства, по месту учёбы. И лишь в самых крайних случаях они направляются к нам.
— С виду обычные дети…
— А они и есть самые обычные дети, которым в настоящем времени нужно чуть-чуть больше внимания и определённой заботы.
3
— Какая главная причина того, что здоровому ребёнку вдруг требуется лечение в психиатрической больнице?
Татьяна Петровна ненадолго задумалась, прежде чем ответить.
— Если вы ждёте, что я нарисую какой-то стандарт, то нет. У нас абсолютно разные дети: разные семьи, разный интеллект, разное мышление, разные социальные слои. По моему мнению, в психическом состоянии ребёнка играют главную роль три фактора: генетическая предрасположенность, физическое здоровье и социальное окружение. И когда эти три фактора складываются определённым образом — ребёнок попадает к нам. Только так и никак иначе. А что может послужить решающим толчком — у каждого по-разному.
— Для будущего такого ребёнка лечение в психиатрической больнице — это клеймо?
— Нет. Совсем нет. Большинство из них уйдут отсюда через свои двадцать с небольшим дней и больше никогда не вернутся.
— Но кто-то вернётся?
— Есть международные медицинские стандарты: 25 процентов. Мы их не обгоняем, но это принятые рамки. К сожалению.
Мы походили по отделению. Посмотрели учебные классы, игровые комнаты и комнаты для отдыха…
10
— У вас, наверное, самое трудное отделение, — сказала я Татьяне Петровне. — Там взрослые, и с большинством из них всё понятно. А здесь дети, и в ваших руках их будущее…
— Поэтому мы и не пугаем их, и никогда не говорим, что здесь их будут лечить. Здесь им помогают.
— А как подростки? Им должно быть очень страшно, — вдруг задумалась я. — Вот ещё вчера он в школе среди друзей, в кино ходил, а сегодня его привезли в психбольницу, оставили и он один на один с брендом «психушка» и людьми в белых халатах.
— Вот именно поэтому первое, что мы говорим им: «Здесь вы не на лечении и никто вас здесь не обидит». И именно поэтому в первые пару дней мы ничего с ними не делаем, не трогаем никак, не задаём вопросов. Первые два-три дня всегда на адаптацию ребёнка и когда он «отходит» и понимает, что здесь у него врагов нет, мы начинаем помогать ему выбраться из той ситуации, в которую он попал.
— Как от вас уходят дети?
— Почти все уходят с улыбками и словами «спасибо». Они уходят отсюда чуть более взрослые, чем пришли. Добрее, самостоятельнее и снова старше. Но по-хорошему старше. Мы в первую очередь учим их разбираться в себе и решать свои проблемы, не закрываться и не терять самих себя.
Миф #5: «я завязал»
Заведующий наркологическим отделением, в котором находятся «алкоголики, хулиганы, тунеядцы» оказался самым активным и самым жизнерадостным из всех заведующих. Не знаю, с чем это связано.
— Сколько у вас сейчас больных в отделении?
— Шестьдесят один! — отчитался доктор. — А ещё у меня такое чувство, что всех наркоманов и алкоголиков города я знаю лично.
— Такое популярное отделение?
— А то! — громко ответил врач в белоснежном халате.
— Часто возвращаются?
— Я как врач-нарколог вам скажу: алкоголизм и наркомания — это болезнь, лечения и какой-то панацеи от которой просто не существует. Но есть ремиссия. И от того, насколько долго она продлится, и зависит срок «возврата». У кого-то она до конца жизни. Кто-то возвращается через год, кто-то через десять лет. Но это всё ремиссия.
4
— А что с наркоманами: какие наркотики сейчас наиболее популярны в наших широтах?
— Каннабиноиды, реже героин. Сейчас в «моде» различные спайсы, последствия от которых куда более чем ужасающие.
— А кокаин?
— А почему вы спрашиваете? — улыбается доктор. — Вообще кокаин у нас не особо популярен, потому что это очень дорогой наркотик. Спайсы — это бич нашего века. Вот вы в следующий раз придёте — и я вам дам возможность лично побеседовать с теми, кто их употребляет, сами сделаете все выводы.
Миф #6: самоубийцы
Портрет психиатрической больницы был бы невозможен без рассказа о тех, кто пытается свести счёты с жизнью. Суицид — явление, к сожалению, очень распространённое. А все, кто пытался, для врачей-психиатров становятся парасамоубийцами.
— Часто к вам попадают такие люди?
— В настоящее время человека два-три в сутки.
— Это много…
— На самом деле гораздо меньше, чем ещё лет десять назад, — спокойно ответил Игорь Викторович.
— А какие причины самые распространённые?
— Как вы сами думаете?
— На лекции в интернатуре я поняла, что для начала следует гендерно разделить парасамоубийц. У мужчин и женщин причины как правило очень разные.
— Так и есть. Женщины более эмоциональны от природы и попытки самоубийств предпринимают, чтобы обратить на себя внимание второй половины, от каких-то острых эмоциональных стрессов и даже в способах отличаются от мужчин.
— Вроде того, что женщины никогда не стреляются в голову? Только в сердце.
— И это тоже, — соглашается доктор. — Мужчины более брутальны даже в этом. К тому же у мужчин чаще всего такие попытки случаются в состоянии алкогольного опьянения. Если это не пустые угрозы, когда опять же нужно «откосить» от армии.
— Когда эти люди приходят в себя, что первое они говорят?
— Что им стыдно. Многие сами себе успевают скорую вызвать, когда понимают, что натворили.
3
— Мне кажется, что если человек твёрдо решил покончить с жизнью, то он выберет какой-то радикальный способ, а не глотание таблеток или вскрытие вен.
— Тоже верно. Очень часто это — попытка обратить на себя внимание, и логики в поступке нет никакой. Женщина говорит, что много работает, что совсем не остаётся времени на семью, на детей, её начинает мучить совесть; как снежный ком, она обрастает тревожными расстройствами и депрессией, — и она пытается себя убить. А о том, что семья будет страдать, что дети при этом останутся без матери, не думает. Поэтому если человек вынашивает в себе это решение долго, готовится к этому и на протяжении долгого времени не находит выхода из сложившихся в его жизни обстоятельств, он это сделает и к сожалению, скорее всего доведёт до конца, даже если его успеют остановить в первый раз. А если это происходит спонтанно, в состоянии аффекта, под воздействием алкоголя или наркотиков, как правило, рецидива не будет.
— Подростков много с «неразделённой» любовью?
— Сейчас, к счастью, их практически нет. Новый средний возраст парасамоубийц — 25−35 лет. Подростки сейчас другие. Они занимаются своими делами, сидят в интернете и это, надеюсь, отвлекает их от этих мыслей. Времена, когда молодёжь прыгала с крыш и резала вены, давно в прошлом.
— А ещё обязательно напишите у себя, что служба доверия работает круглосуточно. И там всегда готовы выслушать и помочь.
— Звонят?
— Да, и очень много. И очень многим это помогает. И стесняться здесь совершенно нечего. У любого могут возникнуть проблемы, в этом нет ничего стыдного.
Факты про доктора Пономарёва
Игорь Викторович уже двадцать лет как психиатр и занимается лечением болезней душевных и восстановлением ментального здоровья. Очень общительный, вежливый, аккуратный и приятный в общении человек. Знакомство с ним разорвало мои шаблоны о психиатрах в клочья.
— Почему вы стали именно психиатром?
— Благодаря одному из своих педагогов — Борису Борисовичу Ладику, заведующему кафедры. В следующий раз я вас обязательно с ним познакомлю. Он до сих пор практикует в нашей больнице и по-прежнему преподаёт в университете. Это он открыл для меня психиатрию, и на его лекциях я понял, что это моё. Ни капли не жалею, что выбрал именно эту специализацию.
— Я у всех врачей, с которыми доводиться пообщаться, спрашиваю: вы помните своего первого пациента?
— Да, помню. Я тогда по распределению попал в больницу в Шумилино. И самым первым был мужчина с «белой горячкой». До сих пор его помню: ему казалось, что вокруг него бегали мыши и он их пытался поймать. Это и был мой самый первый пациент.
— Сложно быть психиатром среди людей? Я не про «клеймо» профессии, а про то, что вы наверняка умеете предугадывать действия людей, с которыми общаетесь, умеете определять ложь, видите немного больше, чем остальные. В семье, например, это может мешать.
— Я бы не сказал, что мне моя профессия мешает. Наоборот. Во многом она мне помогает. Благодаря своему опыту я быстрее могу найти общий язык с кем угодно, быстрее узнать человека. Я вообще людей люблю. А мешать… Нет, не мешает. Иногда я просто закрываю глаза и для себя делаю вид, что ничего не вижу и не понимаю. Стараюсь свои профессиональные фильтры не выносить в свою личную жизнь.
— Не секрет, что студенты медицинского успевают «переболеть» всеми болезнями, которые изучают. Уверена, что когда вы выбрали специализацию психиатрии, к болезням физическим добавился и букет из душевных болезней. Тогда в жизнь врача приходит такой бытовой разговорный термин «нормапатия», когда стараешься быть максимально нормальным. Но если бы вдруг вам пришлось выбирать себе какое-то психическое расстройство — выбрать надо — чем бы вы хотели «заболеть»?
Доктор долго смеялся и отказывался отвечать. Но от меня, как от шизофрении, не избавиться. Игорь Викторович сдался:
— Думаю, что маниакально-депрессивный синдром.
(Просьба к читателям не ловить первое слово «маниакальный» и не думать, что доктор хочет стать маньяком! Можете погуглить, что это такое и чем это едят).
— Почему именно его? – искренне удивилась я.
— С точки зрения врача было бы интересно на себе испытать маниакальный эпизод: сделать что-то большое, раскрыть себя полностью…
— Но ведь за ним приходит эпизод депрессивный… А он и убить может. И чем ярче маниакальный, тем жёстче депрессия.
— Вот поэтому я и не хочу ничем болеть, — снова расплылся в улыбке врач.
Миф #10: недоступность
По городу очень давно ходят слухи, что попасть в общее психиатрическое отделение и подлечить нервы нереально. Что там курорт для своих, что там чужим не рады, что нужен блат, «сестла», куча денег и они… связи!
Этот миф на поверку оказался самым надуманным. Игорь Викторович и все доктора в один голос ответили, что «полечить нервы» может абсолютно любой желающий. И помочь каждому они только рады. Нужно просто для начала дойти до врача по месту жительства. А мест и палат у них хватает. И никаких очередей из «своих» никогда не было и нет.
— Мне до сих пор непонятно, откуда у этого слуха растут ноги? Ну вот честно, никогда не было проблемой сюда попасть. Но мне почему-то кажется, что сами наши пациенты, которые здесь отдыхали, таким образом набивали себе цену. Что вроде как он не в психиатрической больнице лежал, а в каком-то особенном отделении для своих. Это только догадки, но пока самые логичные. Вы же были сами там и видели, что и мест хватает, и люди там самые обычные лежат…
На этом разрушенном мифе позвольте закончить введение в психиатрическую больницу. Надеюсь, что вам было так же интересно, как и мне. И ещё больше надеюсь, что продолжение следует…
Всем здоровья, улыбок, счастья и никакого галоперидола!
Текст и фото: Anna Bing
Нашли опечатку? Выделите фрагмент текста с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter.
Хотите поделиться тем, что произошло в Витебске? Напишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро.
